Сегодня, говорят, всемирный день поэзии. А тут весна не кстати. И солнце. И тепло. Какая уж тут поэзия, какое ускорение сознания. Какой метафизический бандит. Какой рывок. Откуда взяться им в это вот 21 марта.
Это вот осенью хорошо. Когда прям стихи или жизнь. Как на большой дороге. С пером под ребром. Норовящим писать и рвать грудную клетку.
Я совсем не поэт. Я даже что-то антонимичное. Не люблю надуманную красоту, не люблю условность строки, не люблю восторженность. Но это, надо сказать, признаки плохой поэзии. Которой больше. Которую читать как-то только школьными интонациями и перед доской и учителем. Не всё, что в школе, плохо, конечно. Но, скажем, требует серьёзного пересмотра.
Да и вообще. Школа не место для поэзии. Там только если память. Поэзия сама найдет. Ворвется пыльными сборниками. Закружит подпольными лекциями. Заставит самого читать вдруг, схватив за руку ту, ради которой читается. А если повезет кому, то и писать. Но там тогда и без женщины возможно. Там свой роман в стихах и без.
Ну вот и в пафос невольно впалось. Лучше уж как у Макса Фрая:
«Однажды мне вдруг пришло в голову, что стихи надо писать только за столиками маленьких кафе, на салфетках, пока ждешь своего заказа, а читать их не следует вовсе: чтение только портит хорошие стихи, поэтому исписанную салфетку следует скомкать, а еще лучше — бросить в пепельницу и сжечь»
Я б, если и был поэтом, то, наверно, плохим. Один берет да шарфик. Хотя и такие находят своё место в чьих-то сердцах. Обычно, правда, в сердцах друг друга. Пьют, курят, спят друг с другом и пишут-пишут-пишут. Понравится им слово редкое – думают, что это поэзия. И неугомонно это слово пишут и читают. Иногда чего хорошего напишут. Но то, скорее, повезло. А так всё восхищаются. Друг другом, чтоб собой.
А поэзия тем временем живёт где-то далеко от них. Где забирает нобелевскую премию, берёт гитару и в одиночестве завывает рифмой. И плевать ей, весна сейчас или осень. Она знает, что сегодня родился Вергилий. И об этом как раз не скажет, если решится о нём написать.